Нравственные письма к Луцилию ⁵²⁴

Опытные борцы упражняются друг с другом, музыканта наставляет другой, равный ему выучкой. Мудрому тоже нужно, чтобы его добродетели не были праздны; и как он сам не дает себе лениться, так же не дает ему этого и другой мудрец.

Сенека

Ты желаешь узнать, может ли мудрый помочь мудрому. – Ведь мы говорим, что мудрец преисполнен всяческим благом и достиг вершины; спрашивается, как можно принести пользу обладающему высшим благом. Мужи добра полезны друг другу: они упражняются в добродетелях и поддерживают мудрость такой, какая он есть. Каждому нужен кто-нибудь, чтобы разговаривать с ним, с ним заниматься изысканиями.

Сенека

Все, что говорится, чем бахвалятся перед заслушавшейся толпой, – заемное, все это сказано Платоном, сказано Зеноном, сказано Хрисиппом, Посидонием и огромным отрядом им подобных. А как нынешним доказать, что сказанное подлинно им принадлежит, я тебе открою: пусть поступают, как говорят.

Сенека

Никто, я думаю, не оказал всем смертным столь дурной услуги, как те, кто научились философии, словно некому продажному ремеслу, и живут иначе, чем учат жить. Они-то, подверженные всем обличаемым ими порокам, и являют собой наилучший пример бесполезной учености.

От такого наставника мне столько же пользы, сколько от кормчего, которого в бурю валит морская болезнь. Когда несет волна, нужно держать руль, бороться с самим морем, вырывать у ветра паруса: а чем мне поможет правитель корабля, одуревший и блюющий? Разве нашу жизнь, по-твоему, буря не треплет сильнее, чем любую лодку? Нужно не разговаривать, а править.

Сенека

Слушать и читать философов нужно ради достижения блаженной цели, и ловить следует не старинные или придуманные ими слова либо неудачные метафоры и фигуры речи, а полезные наставления и благородные, мужественные высказывания, которые немедля можно претворить в действительность. Будем выучиваться их так, чтобы недавно бывшее словом стало делом.

Сенека

– Лучшие самые дни убегают для смертных несчастных раньше всех. [Вергилий]

Почему лучшие? Да потому, что остальные нам неведомы. Почему лучшие? Потому что в молодости мы можем учиться, можем направить к лучшему неокрепшую душу, покуда она податлива; потому что это самое подходящее время для трудов, подходящее для того, чтобы взбодрить дух учеными занятиями, закалить тело работою. Остальные годы и ленивей, и расслабленее, и ближе к концу.

Так оставим же все, что нас отвлекает, и всей душой будем стараться об одном: чтобы быстротечность неудержимо бегущего времени не стала понятна нам, только когда оно уйдет. Каждый день будем считать лучшим и завладеем им! Что убегает, то нужно захватывать.

Сенека

Как из кувшина выливается сперва самое чистое вино, а то, что тяжелее и мутнее, оседает, так и на нашем веку лучшее идет сначала. А мы допускаем, чтобы его вычерпали для других, оставив нам самим подонки [остатки на дне].

Сенека

Самые лучшие дни убегают для смертных несчастных
Ранее всех; подойдут болезни, унылая старость,
Скорби, а там унесет безжалостной смерти немилость.

Всякий, чей взгляд направлен к философии, сведет это к чему следует и скажет: никогда Вергилий не говорит “дни проходят”, но всегда “убегают”, а это самый быстрый бег; самые же лучшие минуют первыми, почему же мы сами себя не подгоним, чтобы сравняться со скоростью с самым быстротечным из всего? Лучшее пролетает мимо, наступает худшее.

Сенека

У новичков [в философии] силен первый порыв ко всему хорошему, если их кто-нибудь ободряет и подстегивает. Но потом одно упускается по вине наставников, которые учат нас рассуждать, а не жить, другое – по вине учеников, которые приходят к учителям с намерением совершенствовать не душу, а ум. Так то, что было философией, становится филологией.

Сенека

[К прочим излишествам, оставленным прежде в молодости], я вернулся, но даже в этом, от чего перестал воздерживаться, сохраняю меру, которая и ближе к воздержанию, и, может быть, труднее воздержания: ведь от чего-то легче отказаться совсем, чем сохранить умеренность.

Сенека