Цитаты ¹¹²⁷

Разве ты досадуешь на то, что в тебе столько-то весу, а не в сто раз больше? Точно также не досадуй на то, что тебе суждено прожить известное число лет, а не больше. Довольствуйся уделенным тебе временем, как довольствуешься данной тебе сущностью.

Марк Аврелий

Если ты хочешь доставить себе радость, то подумай о добродетелях людей, с которыми ты живешь. Один отличается деловитостью, другой скромностью, третий щедростью, иной еще чем-нибудь. Ничто не доставляет такой радости, как вид добродетелей, проявляющихся в нравах живущих с нами людей и встречающихся в более или менее тесном единении. Поэтому всегда имей образ добродетелей перед глазами.

Марк Аврелий

Каждой вещи придает цену присущее ей благо. О лозе мы судим по урожаю гроздьев и вкусу вина; об олене – по быстроте ног. Ты спросишь, крепок ли у вьючных животных хребет, потому что они ведь на то и нужны, чтобы носить тяжести. В собаке первое дело – чутье, если она должна выслеживать дичь, резвость, если она должна дичь преследовать, смелость, если нужно нападать и кусаться. В каждом должно быть наилучшим то, для чего он родился и по нему ценится.

А что лучшее в человеке? Разум, который его выделяет среди животных и приближает к богам. Значит, совершенный разум есть благо, присущее именно человеку, ибо все прочие он делит с животными. Человек силен? И львы тоже! Он красив? И павлины красивы! Он проворен? И лошади проворны. Я уж не говорю, что всем этим он уступает животным.

И я спрашиваю не о том, что в нем самое большое, а о том, что присуще именно ему. У него есть тело? Есть оно и у дерева. Он может двигаться и произвольно направлять движенья? Но так же и звери, и черви! У него есть голос? Но у собак голос звонче, у орлов – пронзительней, у быков – гуще, у соловьев – приятней и подвижней.

Что же присуще именно человеку? Разум! Если он прям и совершенен, его довольно для счастья человека. … Этот совершенный разум носит имя добродетели, и он же есть честность. Она-то и есть единственное благо в человеке, потому что единственно она и присуща только человеку; мы же теперь исследуем, не что есть благо, а какое благо присуще человеку. Если человеку присуще не что иное, как разум, то он – единственное благо человека, его и надо положить на весы против всего прочего.

Сенека

Знание никому не достается случайно. Деньги придут сами собой; почести тебе предложат; милостями тебя осыплют, в сан возведут. Но добродетель с неба не свалится; ее не познать ценою малых стараний и ничтожного труда. А потрудиться ради нее стоит: ведь ты разом получишь все блага. Благо только то, что честно, а в том, что одобряет молва, не найти ничего истинного, ничего непреложного.

Сенека

Брань невежд нужно выслушивать равнодушно, и тот, кто стремится к честности, должен презирать презирающих его.

Сенека

Если мы выберемся из этой грязи на высокие вершины, нас ждет спокойствие духа и, по избавлении от всех заблуждений, полная свобода.

– Ты спросишь, в чем она? – В том, чтобы не бояться ни людей, ни богов; чтобы не желать ни постыдного, ни лишнего, чтобы стать полновластным повелителем самого себя. А принадлежать самому себе – неоценимое благо.

Сенека

Не волнуемые страхами, не развращаемые наслаждениями, мы не будем пугаться ни смерти, ни богов, зная, что и смерть – не зло и боги – не злы. Все, что нам вредит, так же беспомощно, как те, кому оно вредит. Все лучшее лишено зловредной силы.

Сенека

Болезни [души] – это пороки застарелые и упорные, вроде скупости или непомерного честолюбия; они, однажды овладев душой, тесно срастаются с ей и становятся ее постоянным злом.

Короче говоря, болезнь есть извращенное, но упорное суждение, – например, что нужно изо всех сил добиваться того, чего стоит добиваться лишь без траты сил; или, если угодно, можно определить и так: это – чрезмерное стремление к вещам, стремиться к которым стоит лишь немного или вовсе не стоит; или еще: это значит дорого ценить то, что ценится дешево или вовсе не ценится.

Страсти же – это душевные порывы, предосудительные, внезапные и безудержные; от них, если они часты и запущены, начинаются болезни: так насморк, который не стал постоянным, переходит в кашель, а непрерывный и застарелый вызывает чахотку.

Сенека

– Что же выходит? Ниже него нет ступенек? Сразу же за мудрецом пропасть?

– Нет, по-моему. Те, кто идут к мудрости, остаются в числе неразумных, но далеко от них оторвались; да и между самими идущими разрывы велики. Они, по мненью некоторых, разделяются на три разряда.

Первый – это те, кто еще не овладел мудростью, но подошел к ней вплотную. Однако то, что близко, все же вне нас. – Ты спросишь, кто они такие? – Они расстались со всеми пороками и страстями; они выучили все, что надо было постичь; но их надежность еще не испытана, приобретенным благом они еще не пользуются.

Правда, они уже не могут скатиться туда, откуда бежали, – с того места, куда они добрались, сползти назад нельзя, но им самим это еще невдомек, они, как я писал в одном письме, не знают, что знают нечто. Иногда им удается воспользоваться своим благом, но не удостовериться в нем.

Некоторые так определяют разряд, о котором у нас речь: от болезней духа они уже ушли, от страстей – нет и стоят все еще на скользком месте, потому что вне опасности – только те, кто совсем избавился от злонравия; а избавляются от него только когда на его место заступит мудрость.

Второй разряд – это те, кто избавился от наибольших зол души и от страстей, но так, что безопасность ненадежна: они еще могут скатиться к прежнему.

Третий – это те, кто изжил множество тяжких пороков, но не все: скупость они прогнали, а гнев еще чувствуют; похоть их не будоражит, а честолюбие одолевает; желаний у них нет, а страх остался, или страху перед одним они стойко противятся, страху перед другим – уступают, например, смерть презирают, боли пугаются.

Сенека

Философия не отвергает дарованья, не нужно только слишком уж трудиться над словом. Пусть будет нашей высшей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим. Тот исполнил свое обещание, кто одинаков, слушаешь ли ты его, или смотришь.

Мы увидим, каков он, велик ли он, если только он един. Пусть наши слова приносят не удовольствие, а пользу, а если украшения красноречия даются без хлопот, если они под рукой и стоят немного, – пусть будут и они, но лишь сопутствуя вещам более прекрасным. Пусть красноречие прежде показывает их, чем себя.

Сенека