образец для подражания ²⁴

Ты видишь, что люди могут переносить тяготы: через пустыни Африки [Катон] пешком провел свое войско.

Видишь, что можно терпеть и жажду: увлекая за собой по иссохшим холмам остатки побежденного войска, безо всякой поклажи, он выносил недостаток влаги, а когда случалась вода, пил последним.

Видишь, что можно презреть и почет и бесчестье: в самый день своего провала он играл на площади собраний в мяч.

Видишь, что можно не бояться могущества вышестоящих: он бросал вызов сразу и Цезарю, и Помпею, меж тем как остальные если и осмеливались задевать одного, то лишь в угоду другому.

Видишь, что можно презреть и смерть, и изгнанье: он сам себе назначил и изгнанье, и смерть, а до того – войну.

Сенека

Хочешь другой пример [для подражания]? Возьми того Катона, что жил недавно, которого фортуна гнала с еще большей враждебностью и упорством [, чем Сократа]. Во всем она ставила ему преграды, даже под самый конец не давала умереть, а он доказал, что мужественный может и жить, и умереть против воли фортуны. Вся его жизнь прошла или в пору гражданских войн, или в ту, что была уже чревата гражданской войною. И о нем, ничуть не меньше, чем о Сократе, можно сказать, что он жил под игом рабства, если только ты не считаешь Гнея Помпея, и Цезаря, и Красса сторонниками свободы.

Никто не видел, чтобы Катон менялся при всех переменах в государстве: он явил себя одинаковым во всем – в преторской должности и при провале на выборах, при обвинении и в провинции, на сходке народа, в войсках, в смерти. Наконец, когда трепетало все государство, когда по одну сторону был Цезарь, поддержанный десятью легионами и таким же многочисленным прикрытием из иноземных племен, по другую – Помпей, который один стоил всех этих сил, когда эти склонялись к Цезарю, те – к Помпею, – один лишь Катон составлял партию приверженцев республики.

Если ты захочешь охватить в душе картину того времени, то по одну сторону ты увидишь плебеев и чернь, готовую устроить переворот, по другую – оптиматов и всадническое сословие и все, что было в городе почтенного и отборного, а посреди осталось двое – Катон и республика.

Сенека

Если вам нужен пример, возьмите Сократа, старца необычайной выносливости, прошедшего через все невзгоды, но не побежденного ни бедностью, еще более гнетущей из-за домашнего бремени, ни тяготами, которые он нес и на войне, и дома должен был сносить, вспомни хоть его жену с ее свирепым нравом и дерзким языком, хоть тупых к учению детей, больше похожих на мать, чем на отца.

И почти всю его жизнь была то война, то тирания, то свобода более жестокая, чем война и власть тиранов. Двадцать семь лет шли битвы; закончились бои – государство предано было зловредности тридцати тиранов, большинство из которых были ему врагами.

И наконец – приговор по самым тяжким статьям: ему ставили в вину и святотатство, и развращение юношества, которое он, мол, натравливал на богов, на родителей, на государство; а после этого – темница и яд.

Но все это настолько не изменило его души, что он даже в лице не изменился. Вот удивительное и редкое свойство! А Сократ сохранил его до последнего часа: никто не видел его ни веселее, ни печальнее, – он был постоянно ровен среди постоянных преследований фортуны.

Сенека

Хочешь освободиться от пороков – сторонись порочных примеров. Скупец, развратитель, жестокий, коварный – все, что повредили бы тебе, будь они близко, – в тебе самом. Уйди от них к лучшим, живи с Катонами, с Лелием, с Тубероном, а если тебе по душе греки – побудь с Сократом, с Зеноном. Один научит тебя умереть, когда это необходимо, другой – раньше, чем будет необходимо. Живи с Хрисиппом, с Посидонием. Они передадут тебе знание божественного и человеческого, прикажут быть деятельным и не только красно говорить, сыпля словами для удовольствия слушателей, но и закалять душу и быть твердым против угроз.

Сенека

Тот, кто постиг [вечность после смерти] разумом, не устрашится никакого войска, не испугается трубы, не побоится ничьих угроз. Да и откуда страх у того, кто надеется умереть? Ведь и утверждающий, будто душа существует лишь до тех пор, покуда удерживается в оковах плоти, а отделившись, тотчас рассеивается, все же старается и после смерти быть полезным. Пусть он сам исчезнет с глаз, однако

– Мужество мужа в душе вспоминают и древнюю славу рода его…

Подумай сам, до чего нам полезны добрые примеры, – и ты поймешь, что память о великих людях не менее благотворна, чем их присутствие.

Сенека

Наставник говорит: “Делай так-то, если хочешь быть воздержанным”, – а описывающий: “Воздержан тот, кто делает то-то, а того-то гнушается”. – Ты спросишь, в чем разница? – Один дает наставления к добродетели, другой приводит образец. Должен признаться, что такие описания … небесполезны: предложим достойный хвалы пример – найдется и подражатель.

Разве, по-твоему, бесполезно назвать предметы, по которым ты узнаешь благородного коня, чтобы не ошибиться при покупке и не тратить труда, объезжая ленивого? Так насколько полезнее знать признаки величия духа, которые можно перенять от другого!

Сенека

Если мы живем среди городского шума, пусть будет при нас наставник, который, наперекор хвалителям огромных имуществ, хвалит богатого при малом достатке, измеряющего изобилье потребностью. Наперекор превозносящим милость и власть сильных, пусть зовет почетным досуг, отданный наукам, и душу, от внешних возвратившуюся к своим благам.

Пусть покажет, как блаженствующие на взгляд черни и держатся о себе совсем иного мнения, чем другие. Ведь то, что прочим кажется высотою, для них есть обрыв. Вот у них и спирает дыханье и начинается дрожь, когда они заглянут в бездну собственного величия. Они думают обо всяческих превратностях, делающих вершину столь скользкой, они страшатся желанного прежде, и счастье, через которое они стали в тягость всем, еще тягостнее гнетет их самих.

Тогда они хвалят отрадный и независимый досуг, ненавидят блеск, ищут путей бегства от своего величия, покуда оно не рухнуло. Тут-то ты и увидишь философов от страха, и безумную судьбу, дающую здравые советы. Ибо, словно благополучие и благомыслие несовместимы, мы правильно судим в беде, а удача уносит верные сужденья.

Сенека

Необходимо, чтобы тебя вразумляли, чтобы при тебе был благомыслящий защитник, чтобы среди великого шума и суматохи лживых речей слышался хоть один голос… Какой голос? Да тот, что шепнет тебе на ухо, оглушенное криками честолюбцев, спасительное слово; что скажет:

– Нечего завидовать тем, кого толпа зовет великими и счастливыми; незачем из-за плеска рук терять здравый ум и спокойствие духа; незачем тебе гнушаться собственной безмятежностью из-за вот того, шествующего среди фасций в пурпурном одеянье, незачем считать его счастливее себя потому, что перед ним расчищают дорогу, а тебя ликтор прогоняет с пути. Если хочешь власти, и тебе полезной, и никому не тягостной, – изгони пороки!

Сенека

Ни один голос не доносится до нашего слуха безнаказанно: нам вредят, желая нам блага, вредят, проклиная, потому что и проклятья сеют в нас ложные страхи, и добрые пожелания любящих учат дурному. Они отсылают нас к благам далеким, неверным и ускользающим, хотя мы можем добыть счастье и дома.

Невозможно, я повторяю, идти правильным путем: в сторону тянут родичи, тянут рабы. Никто не заблуждается про себя, всякий заражает безумием ближних и заражается от них. Каждый в отдельности вмещает все пороки толпы, потому что толпа наделяет ими каждого. Любой, делая другого хуже, становится хуже и сам; обучившись низости, всякий учит ей; а в итоге получается та безмерная гнусность, в которой собрано воедино все худшее, что известно каждому.

Пусть же будет при нас некий опекун, который и за ухо дернет, и даст отпор людским толкам, и окриком заглушит похвалы толпы.

Сенека

В писаниях эфесцев рекомендуется постоянно вспоминать о ком-либо из древних, отличавшихся добродетелью.

Марк Аврелий