умеренность ³⁴

Это не правда, что изгнанникам не хватает самого необходимого для жизни. Конечно, люди, которые ленивы и не изобретательны и неспособны вести себя как мужчины, обычно в нужде и без средств даже тогда, когда они находятся в своей стране. Однако энергичные, трудолюбивые и умные люди, куда бы они ни пошли, живут хорошо и без нужды. Мы не чувствуем недостатка многих вещей, если не хотим жить в роскоши:

Ведь что еще смертным нужно, кроме двух вещей,
Хлеба Деметры и напитка Водоноса,
Которые под рукой и созданы, чтобы нас питать?

Гай Музоний Руф

[К прочим излишествам, оставленным прежде в молодости], я вернулся, но даже в этом, от чего перестал воздерживаться, сохраняю меру, которая и ближе к воздержанию, и, может быть, труднее воздержания: ведь от чего-то легче отказаться совсем, чем сохранить умеренность.

Сенека

Царю важно сохранять самообладание и требовать его от подданных, чтобы при его трезвом правлении и подобающем подчинении не было [нравственной] расслабленности ни со стороны одного, ни других. Ибо [нравственная] расслабленность – гибель и для правителя и для подданных. Однако как может кто-либо достичь самообладания, если он не прилагает усилий, чтобы обуздать свои желания, или как мог бы недисциплинированный заставить других быть воздержанными?

Нельзя назвать ни одного занятия, кроме философии, развивающей самообладание. Конечно, она учит быть выше удовольствий и жадности, восхищаться бережливостью и избегать расточительности; она учит иметь чувство стыда и следить за своими словами, и она приучает к дисциплине, порядку и вежливости, и вообще тому, что уместно в поступках и в поведении. В обычном человеке, когда эти качества присутствуют, они придают ему достоинство и самообладание, но если они присутствуют в царе, они делают его в высшей степени богоподобным и достойным почтения.

Гай Музоний Руф

[Музоний] всегда настойчиво убеждал окружающих применять его учения на практике, используя такие доводы. Добродетель, говорил он, – это не только теоретическое знание, но и практика, точно так же, как медицина или музыка. Таким образом, как врач и музыкант не только должны владеть теоретической стороной своих искусств, но и упражняться в действиях согласно их принципам, так и человек, желающий стать хорошим, должен не только быть хорошо знаком с теоретическими положениями добродетели, но и должен искренне и усердно применять их.

Ведь как может человек тут же стать воздержанным, если он просто знает, что нельзя поддаваться наслаждениям, но мало пробовал противостоять наслаждениям на деле? Как он станет справедливым, если он изучил, что стоит любить равноправие, но никогда на деле не упражнялся избегать эгоизма и жадности? Как мы приобретем мужество, если мы всего лишь выучили, что вещей, которые кажутся ужасным среднему человеку, не стоит бояться, но не имеем никакого опыта в проявлении мужества перед лицом таких вещей? Как мы станем разумными, если мы установили, какие вещи являются благом, а какие злом, но никогда не практиковали презрение в отношении вещей, которые только кажутся благами?

Гай Музоний Руф

Когда возник вопрос, стоит ли давать сынам и дочерям одинаковое воспитание, [Музоний Руф] ответил, что те, кто обучает лошадей и собак, не делают различия между обучением особей мужского и женского пола. Собак женского пола также учат охотиться, как и мужского, также нет никакой разницы в обучении кобыл и жеребцов, если нужна хорошая лошадь.

А вот относительно людей считается, что мужчин следует учить и воспитывать иначе, нежели женщин, как будто одни и те же добродетели не нужны обоим, или словно одни и те же добродетели можно приобрести не с помощью одинакового, а с помощью разного воспитания.

Легко убедиться в том, что нет отдельных добродетелей для мужчин и для женщин. В первую очередь, мужчина должен быть разумным, как и должна быть женщина. Иначе какая будет польза от неразумных мужчины или женщины?

Дальше, для обоих в равной степени необходимо жить справедливо, поскольку несправедливый мужчина не может быть хорошим гражданином, а женщина не будет управлять домашним хозяйством хорошо, если она не справедлива; если она несправедлива, она навредит мужу как Эрифила из истории.

Опять, общепринято, что женщине полагается быть целомудренной в браке, также и мужчине – закон одинаково устанавливает наказание как за прелюбодеяние, так и за вовлечение в него.

Обжорство, пьянство и другие пороки избытка, позорящие виновных в них, показывают, что воздержанность крайне важна для любого человека, будь то мужчина или женщина, поскольку единственный способ избежать распущенности – воздержанность, другого нет.

Кто-то может сказать, что мужество подобает только мужчинам. Это не так. Достойная женщина также должна обладать мужеством и быть свободна от трусости, так, чтобы ее не сбивали с пути ни трудности, ни страх. Иначе, как она может быть воздержанной, если угрозой или силой ее можно понудить к чему-то постыдному.

Более того, женщинам необходимо отразить атаку, если они не хотят казаться более трусливыми, чем курицы и другие птицы женского пола, которые сражаются с существами, намного большими, чем они сами, чтобы защитить своих птенцов. Как же тогда, женщинам обойтись без мужества?

То, что женщинам свойственна отвага показал род Амазонок, которые одолели в войнах множество племен. Таким образом, если женщине не достает мужества, то скорее из-за недостатка практики, нежели из-за того, что они не были им наделены от природы.

Гай Музоний Руф

Что есть блаженная жизнь? Безопасность и постоянное спокойствие. А их дает величье духа, дает упорство и постоянство в том, что хорошо обдумано. Как прийти к этому? Постичь истину целиком; соблюдать во всех поступках порядок, меру, приличие и добрую волю, благожелательную неизменно послушную разуму, достойную и любви, и восхищенья. Чтобы сказать все коротко и ясно, напишу так: дух мудреца должен быть таким, какой приличествует и богу.

Сенека

Повозка, в которой я еду, самая грубая. … С трудом заставляю себя согласиться, чтобы люди считали эту повозку моей: еще упорна во мне извращенная привычка стыдиться того, что правильно. Стоит нам встретить путешественника с сопровождением, я невольно краснею, если оно выглядит почище. Вот и доказательство тому, что одобряемое и восхваляемое мною еще не укрепилось во мне непоколебимо. Кто стыдится убогой повозки, тот будет кичиться роскошью.

Покамест успехи мои невелики: я не осмеливаюсь на глазах у всех довольствоваться малым, и до сих пор меня заботит мненье проезжих. А надо поднять голос против мнений всего рода человеческого:

– Вы безумны, вы заблуждаетесь! Вы восхищаетесь лишним и никого не цените по его подлинному достоянью! Зайдет дело об имуществе тех, кому вы собираетесь дать взаймы или оказать услугу (ведь вы и услуги записываете в долговую книгу), – тут вы прилежные счетчики, берете на учет каждую статью.

Сенека

Однажды [Эпиктет] увидел человека наглого, грубого, развратного, дерзкого, острого на язык, заботившегося обо всем, кроме своего нравственного совершенствования. Когда он узнал, что этот же человек занимается философией, изучает физику, берет уроки диалектики, вообще любит и интересуется многими подобного рода наукам, он призвал в свидетели богов и людей и стал громко укорять его:

Глупец, куда кладешь ты это? Посмотри сначала, чиста ли твоя посуда: если ты кладешь философию в глупые мечтания, она пропадет и, когда сгниет, превратится в едкую мочу или во что-нибудь еще худшее…

Сказано действительно резко, но вполне справедливо. Гениальный философ хотел сказать этим, что, если науку и философию влить в негодяя, испорченного нравственно человека, как бы в грязную немытую посуду, – они испортятся, станут гнить и превратятся в мочу или в то, что еще хуже мочи.

Эпиктет

Эпиктет … говорил, что нет ничего гнуснее и хуже двух пороков – нетерпеливости и невоздержности, когда мы не переносим, не остаемся равнодушны к обидам, которые нам следовало терпеть, или не воздерживаемся от вещей и страстей, от которых должно воздерживаться.

Кто запечатлел в своем сердце два эти слова и будет помнить их, чтобы управлять и владеть собою, – тот редко впадает в ошибку и проживет вполне счастливо. Эти два слова: терпение и воздержание.

Эпиктет

Самое приятное может сделаться самым неприятным, стоит только преступить меру.

Эпиктет