Письмо XCV ²⁵

Кто живет без цели впереди, тот всегда блуждает. А если непременно нужно поставить себе цель, то становятся необходимы и основоположения [философии].

Сенека

Кто хочет привести в должный порядок целое, тому мало убедить других в той или этой части. Марк Брут в книге, озаглавленной Περί καθήκοντος [О подобающем], дает множество наставлений и родителям, и детям, и братьям, но никто не выполнит их как должно, если не с чем будет соразмерять поступки. Так поставим перед собою цель – высшее благо, чтобы стремиться к ней изо всех сил и иметь ее в виду в каждом деле, в каждом слове – как так мореходы должны направлять свой путь по какой-нибудь звезде.

Сенека

Все будет делаться честно, если мы преданы одной лишь честности и считаем, что в делах человеческих только то и благо, что из нее проистекает. Все остальное – благо лишь на сей миг. Такое убеждение должно прочно укорениться в нас на всю нашу жизнь; его я называю основою. Каково будет убеждение, таковы и поступки, и помысли, а каковы будут они, такова и жизнь.

Сенека

Этот сидит подле больного друга, мы его одобряем: другой делает то же ради наследства – он коршун, ожидающий падали. Одно и то же может быть позорным, и честным: важно, почему и как оно делается.

Сенека

Когда Тиберию цезарю прислали краснобородку невероятных размеров (почему бы мне не сообщить ее вес и не подзадорить наших обжор? – говорят, в ней было около четырех с половиною фунтов), тот приказал отнести ее на мясной рынок и добавил: “Ну, друзья, либо я во всем ошибаюсь, либо эту рыбу купят Апиций или Публий Октавий”.

И эта его догадка исполнилась сверх всех ожиданий: оба стали тягаться за краснобородку, продаваемую цезарем, и победил Октавий, который, чтобы рыба не досталась Апицию, купил ее за пять тысяч сестерциев, чем стяжал величайшую славу среди своих. Платить такую цену было позорно только для Октавия, тот, кто послал рыбу Тиберию (впрочем, я и его бы упрекнул), просто восхищен был предметом, достойным, по его мнению, лишь цезаря.

Сенека

Что позорнее роскошного ужина, на который тратится всадническое состояние? Что больше заслуживает цензорской отметки, особенно когда пир устраивают, как говорят наши кутилы, в честь себя самого и своего гения? Но бывало, что самым скромным людям во столько же сестерциев обходились вступительные пиры. Одно и то же, если делается ради обжорства – позорно, если ради чести, – не навлекает упрека, ибо это уже не мотовство, а трата, освященная обычаем.

Сенека

Благодаря наставленьям ты, быть может, будешь делать то, что следует, но делать все так, как следует, они тебя не научат, а не научив этому, не приведут к добродетели. Я согласен, после вразумлений ты сделаешь, что следует, но этого мало; ведь похвалы заслуживает не сам поступок, но то, как он совершен.

Сенека

Представим себе человека, поступающего как должно; но он не станет так поступать постоянно и непременно, ибо не будет знать, почему так поступает. Что-то получается у него правильно либо случайно, либо по навыку, но в руках у него не будет мерила [философских основ], которым бы он проверил свои поступки и поверил бы, что они правильны. Кто порядочен случайно, тот не может обещать, что будет всегда таким же.

Сенека

Как необходимы эти основоположения [философии], можешь убедиться вот на чем. Есть в нас что-то делающее нас ленивыми в одном, опрометчиво поспешными в другом. Нельзя ни укротить эту дерзость, ни расшевелить эту косность, не уничтоживши их причин: ложного восхищения и ложного страха. Пока они владеют нами, говори сколько угодно: “Это ты должен отцу, это – детям, это – друзьям, а то – гостям”. Кто попытается – того удержит жадность.

Пусть человек знает, что нужно сражаться за родину: его отговорит страх; что ради друзей следует трудиться до седьмого пота: ему помешают наслаждения; что худшая обида для жены – любовница: его вынудит поступать наоборот похоть.

Стало быть, так же бесполезно давать наставления, не устранив прежде все преграждающее наставлениям путь, как бесполезно класть у кого-нибудь на виду оружье и пододвигать его ближе, не освободив ему рук, чтобы за оружье взяться. Чтобы душа могла пойти навстречу нашим наставлениям, ее следует освободить.

Сенека

– Но что же, разве нет честных людей, которые, и не обучаясь тонкостям, ускользнули от пороков и весьма преуспели, слушаясь одних лишь наставлений [без философии]?

Согласен, есть, но в них от природы были счастливые задатки, и ум их на лету ловил благотворные советы. Ведь подобно тому как бессмертные боги не учатся добродетели, наделенные всем от рождения, и благость есть часть их природы, так и некоторые люди особого дарования без долгой науки постигают все, что обычно преподается, и впитывают правила честности, едва услышав о них; эти то умы так восприимчивы к добродетели и щедры на нее. А у других, слабых и тупых или порабощенных дурной привычкой, долго надо счищать ржавчину с души.

Впрочем, преподавав основоположения философии, можно и склонных к добру быстрее поднять до вершины, и кому послабее помочь и избавить их от порочных мнений.

Сенека