Цитаты ¹¹²⁷

Мы [стоики] и не всяким государственным делом велим заниматься, и не всегда, и не без конца. А кроме того, мы указали мудрецу государство, достойное его, – весь мир, так что он, удалившись от дел, не оставит государства, а может быть, даже выйдет, покинув свой угол, на широкий простор, и поднимется к небесам, и поймет, как низко стоят кресла в сенате или в суде, на которые он всходил.

Сенека

Если что-либо тебе не по силам, то не решай, что оно невозможно для человека. Но если что-нибудь возможно для человека и свойственно ему, то считай, что оно доступно и тебе.

Марк Аврелий

Что делают люди! Своих современников, живущих вместе с ними, они прославлять не желают. А сами между тем чрезвычайно высоко ставят славу у потомков, которых они никогда не видели и не увидят. Ведь это почти то же, что огорчаться по поводу того, что уже предки не пели тебе хвалы.

Марк Аврелий

Ты не можешь отказаться и от многих других ценностей? В таком случае ты не будешь обладать ни свободой, ни самоудовлетворенностью, ни безмятежностью. Тебе, по необходимости, придется завидовать, ревновать, подозревать тех, которые способны отнять у тебя ценимые тобою вещи, и злоумышлять против тех, которые обладают ими.

Вообще, ощущающий недостаток в чем-нибудь из подобных вещей необходимо должен прийти в замешательство и начать хулить богов. Если же ты будешь бережно относиться к собственной душе и ценить ее, ты будешь удовлетворен самим собой, будешь ладить с людьми, соглашаться с богами, т.е. хвалить все, что они ниспошлют и назначат тебе.

Марк Аврелий

Одно спешит к существованию, другое спешит из него, и из того, что возникло, кое-что уже исчезло. Поток изменения постоянно обновляет мир, как непрестанное течение времени постоянно сообщает юность беспредельной вечности.

Что могло бы стать для кого-нибудь предметом почитания в этом потоке бегущих явлений, ни на одном из которых нет возможности остановиться? Это было бы похоже на то, если бы кто-нибудь вздумал облюбовать одну из пролетающих птиц, – она уже скрылась из глаз.

Такова же и жизнь каждого из нас – испарение крови и вдыхание воздуха. Ведь нет разницы между однократным забиранием в возвращением воздуха (что производим ежемгновенно), и возвращением самой способности дыхания, полученной тобой вчера или позавчера, при рождении, туда, откуда ты ее первоначально получил.

Марк Аврелий

Большинство людей восторгается обыкновенно самыми обыденными вещами, относящимися к мертвой или растительной природе, как-то: камнями, досками, смоковницами, виноградными лозами, маслинами. Несколько более развитые люди – существами одушевленными, – к примеру, стадами мелкого или крупного скота.

Люди, стоящие на следующей ступени развития, – тем, что одарено разумной душой, не имеющей, однако, вселенского характера, но обладающей специальными познаниями или же какими-нибудь дарованиями, или даже лишенной их: сюда относится обладание большим числом рабов.

Тот же, кто чтит душу разумно-вселенскую и гражданственную, не смотрит уже ни на что другое. Его более всего занимает, как сохранить разумность и уважение к общественности в своей душе и помочь в том же своему ближнему.

Марк Аврелий

Не иметь повода ни встряхнуться, ни взволноваться, не знать ни угрозы, ни нападения, чтобы на них испытать крепость духа, но бездействовать в ненарушаемой праздности – это не покой, а мертвый штиль.

Стоик Аттал говаривал:

– Я предпочитаю лагерь фортуны ее ласке. Здесь я мучаюсь, но храбро – и это хорошо. Здесь я гибну, но храбро – это хорошо.

Сенека

Желательно не терпеть пытку, а терпеть ее мужественно; этого “мужественно” я и хочу, ибо оно и есть добродетель.

– Но кто хоть когда-нибудь желал себе такого?

Одни пожеланья высказаны явно, когда каждое названо отдельно; другие скрыты – когда одно пожелание охватывает много.

Я желаю себе жить честно; но ведь честная жизнь состоит из разных поступков. В нее входит и ящик Регула, и разодранная собственной рукой рана Катона, и ссылка Рутилия, и отравленная чаша, перенесшая Сократа из темницы на небо. Значит, желая себе жить честно, я пожелал и того, без чего порой жизнь честной не будет.

Сенека

Ты спрашиваешь, всякое ли благо желательно.

Если мужество под пыткой, величье духа на костре, терпеливость в болезни – блага, следовательно, все они желательны; но я не вижу тут ничего достойного мольбы! Я не знаю никого, то возблагодарил бы богов за то, что его секли плетьми, растянули на дыбе, или за скрючившую его подагру.

Не смешивай все в одно, милый Луцилий, и ты поймешь, что и тут есть чего желать. Пусть пытки будут от меня подальше, если уж придется их терпеть, я пожелаю себе мужества, благородства, величия духа.

Или – с чего бы мне предпочесть войну? Но если она начнется, я пожелаю себе отважно переносить и раны, и голод, и все, что неизбежность войны несет с собою. Я не настолько безумен, чтобы жаждать болезни; но если случится мне болеть, я пожелаю и сдержанности, и стойкости.

Итак, желать следует не бедствий, а добродетели, помогающей их одолеть.

Сенека

Но ведь нет сомнения, что мир никогда не тревожимый, счастливее добытого обильной кровью; нет сомненья, что больше счастью сохранять нерушимое здоровье, чем обрести его вновь после тяжких и грозящих смертью болезней благодаря терпению или иной силе. Значит, точно так же нельзя сомневаться, что радость – большее благо, чем упорная душа, терпеливая к мукам, ранам и огню.

Вот уж нет! Все случайное бывает различным, ибо изменяется пользой тех, кому случай выпал. Все блага имеют в виду одно: быть согласными с природой; достигнув этого ни все равны. Когда мы в сенате присоединяемся к чьему-нибудь мнению, нельзя сказать: этот согласен больше, тот меньше. Все согласные идут в одну сторону. То же я говорю и о добродетелях: все они согласны с природой. То же я говорю и о благах: все они согласны с природой.

Один умер в юности, другой в старости, третий – в младенчестве, едва успев увидеть жизнь; но все они были одинаково смертны, хотя жизни одних смерть позволила продлиться дольше, жизнь других оборвала в расцвете, третьих – в самом начале.

Один угас за ужином, у другого сон перешел в смерть, третьего убило совокупленье. Сравни с ними пронзенных копьем, погибших от укуса змеи, раздавленных обвалившейся кровлей или тех, у кого долгое окостенение жил отнимало член за членом. Можно сказать, кончина у них был лучше, у других хуже, но смерть у всех была смертью. Нашли они ее по-разному, а кончили все одним. Смерть не бывает больше или меньше: для всех она – конец жизни.

То же я говорю тебе и о благах: одно живет среди сплошных наслаждений, другое – среди бедствий и горестей, одно справляется с милостями фортуны, другое умеряет ее удары; но и то и другое – блага, хотя одно идет гладким путем, другое – тернистым. Ведь цель у них одна: все они – блага, все заслуживают хвалы, все сопутствуют разуму и добродетели; а добродетель равняет все, что признает своим.

Сенека