стремление к идеалу ¹⁰

Что бы ни случилось, имей перед глазами тех, с которыми случилось то же самое и которые предавались по этому поводу гневу, изумлению, жалобам. Где они теперь? Нигде. Что же и ты хочешь уподобиться им? И не хочешь, предоставив эти чуждые тебе движения тем, кто вызывает, и тем, кто претерпевает их, направить все свои помыслы на то, как бы использовать и то, и другое?

Использовать же ты можешь превосходно, не имея достатка в материале. Только будь внимателен к себе и желай быть превосходным во всем, что делаешь. И помни, что и в том, и в другом случае материал деятельности есть нечто безразличное.

Марк Аврелий

Не иди по стопам Цезарей и не позволяй себя увлечь: ведь это бывает. Старайся сохранить в себе простоту, добропорядочность, неиспорченность, серьезность, скромность, приверженность к справедливости, благочестие, благожелательность, любвеобилие, твердость в исполнении надлежащего дела. Употреби все усилия на то, чтобы остаться таким, каким тебя желала видеть философия.

Марк Аврелий

Благородство духа доступно всем, для этого все мы родовиты. Философия никого не отвергает и не выбирает: она светит каждому.

Сократ не был патрицием, Клеанф носил воду, нанявшись поливать садик, Платона философия не приняла благородным, а сделала. Почему же ты не надеешься с ними сравняться? Все они твои предки, если ты будешь их достоит, а достойным их ты станешь, только убедив себя в том, что родовитостью ты никому не уступаешь.

За всеми нами одинаковое число поколений, происхождение всякого лежит за пределами памяти. Платон говорит:

Нет царя, что не произошел бы от раба, и нет раба не царского рода.

Все перемешала долгая череда перемен и перевернула вверх дном фортуна.

Кто благороден? Тот, кто имеет природную наклонность к добродетели. Только на это и надо смотреть! А иначе, если мы доберемся до глубочайшей старины, окажется, что всякий происходит из тех времен, прежде которых ничего не было.

От начала мира до наших дней вела нас череда перемен, то блистательных, то убогих. Благородны мы не потому, что наш артрий полон закопченных портретов. Никто не жил ради нашей славы; что было до нас, то не наше. Благородным делает нас душа, которая из любого состояния может подняться над фортуной.

Сенека

Не следует ни негодовать, ни унывать, ни разочаровываться, если тебе не вполне удается во всем действовать согласно правильным основоположениям. Пусть ты потерпел неудачу, все же нужно вновь вернуться к тому же, быть довольным, если в большинстве случаев ты поступаешь достойно человека, и любить то, к чему ты возвращаешься.

Марк Аврелий

Неужто ему далось тебя убедить, будто он – человек добра? Человеком добра нельзя стать быстро, как нельзя быстро распознать его.

Знаешь, кого я называю теперь людьми добра? Людей второго разбора! Потому что истинный человек добра рождается, может быть, раз в пятьсот лет, как феникс; впрочем, нет ничего удивительного в том, что великое появляется изредка. Посредственное, рожденное для того, чтобы влиться в толпу, фортуна создает одно за другим, исключительность исключительного удостоверяется его редкостью.

А ему еще далеко до того, чем он себя провозглашает; и знай он, что такое человек добра, он бы не считал себя таким, а может быть и не надеялся бы им стать.

Но он плохо думает о плохих.

Как и сами плохие люди: ведь тяжелей всего порочность карается тем, что противна и самой себе, и своим приверженцам.

Он ненавидит тех, кто внезапно получив большую власть, не властны сдерживать себя.

И он бы делал то же самое, если бы мог. Пороки многих скрыты, потому что немощны, а уверенные в своих силах, они стали бы не менее дерзки, чем те, которых счастье вывело на свет.

У таких лишь нет средств развернуться во всей своей низости. Так ядовитую змею не опасно трогать, пока она скована холодом: не то что в ней нет яда, а просто он заморожен. Многим не хватает только благосклонности судьбы, чтобы равняться и жестокостью, и честолюбием, и жаждой роскоши с самыми худшими. Дай им силы на все, чего они хотят, и ты узнаешь, что хочется им того же.

Сенека

“Ты поучаешь меня, – скажешь ты. – Не потому ли, что сам уже исправился через собственные учения и теперь тебе хватает времени искоренять чужие пороки?”

– Я не так бесчестен, чтобы, сам будучи нездоров, лечить других. Просто я как будто хвораю в одной комнате с тобою и беседую о нашем общем недуге, советуя разные лекарства.

Сенека

И еще одно его изречение я внесу в это письмо:

– Делай все так, будто на тебя смотрит Эпикур.

Без сомнения, полезно приставить к себе сторожа и иметь его рядом, чтобы на него ты оглядывался, видя в нем свидетеля всех твоих помыслов. Самое благотворное – жить словно под взглядом неразлучного с тобою человека добра, что с меня довольно и того, если ты, что бы ни делал, будешь делать так, будто на тебя смотрят.

Одиночество для нас – самый злой советчик. Когда ты преуспеешь настолько, что будешь стесняться самого себя, тогда можешь отпустить провожатого, а до тех пор пусть за тобой надзирает некто тобой чтимый, будь то Катон, либо Сципион, либо Лелий, – любой в чьем присутствии даже совсем погибшие люди обуздывали свои пороки, – и так покуда сам не станешь тем человеком, на глазах у которого не отважишься грешить.

Сенека

Сделай попытку, насколько тебе удастся жизнь хорошего человека, довольствующегося уделом, доставшимся ему в силу устройства Целого, человека, удовлетворяющегося справедливостью своей собственной деятельности и благожелательностью своего настроения.

Марк Аврелий

У выступающих с речами перед публикой и желающих добиться от нее похвал одно намеренье, у старающихся пленить слух молодежи и бездельников – другое.

Философия же учит делать, а не говорить. Она требует от каждого жить по ее законам, чтобы жизнь не расходилась со словами и сама из-за противоречивых поступков не казалась пестрой. Первая обязанность мудрого и первый признак мудрости – не допускать расхождения между словом и делом и быть всегда самим собою.

– “Но есть ли такие?” – Есть, хоть и их немного, это нелегко. Но я и не говорю, что мудрый должен все время идти одинаковым шагом, лишь бы шел по одной дороге.

Сенека

– Следует выбрать кого-нибудь из людей добра и всегда иметь его перед глазами – чтобы жить так, словно он смотрит на нас, и так поступать, словно он видит нас.

Этому, мой Луцилий, учит Эпикур. Он дал нам охранителя и провожатого – и правильно сделал. Многих грехов удалось бы избегнуть, будь при нас, готовых согрешить, свидетель. Пусть душа найдет кого-нибудь, к кому бы она испытывала почтение, чей пример помогал бы ей очищать самые глубокие тайники. …

Выбери же себе Катона, а если он покажется тебе слишком суровым, выбери мужа не столь непреклонного – Лелия. Выбери того, чья жизнь и речь, и даже лицо, в котором отражается душа, тебе приятны; и пусть он всегда будет у тебя перед глазами либо как хранитель, либо как пример. Нам нужен, я повторяю, кто-нибудь, по чьему образцу складывался бы наш нрав. Ведь криво проведенную черту исправишь только по линейке.

Сенека