Стоики о человеческих желаниях.
Помни, что в жизни следует вести себя как на пиру.
Предположим, что что-то передается по кругу и оказывается напротив тебя. Протяни руку и возьми столько, сколько позволяет приличие.
Предположим, что оно проходит мимо тебя. Не задерживай его.
Предположим, что оно еще не подошло к тебе. Не посылай свое желание вперед к нему, но подожди, пока оно не окажется напротив тебя.
Поступай так же в отношении детей, жены, государственных должностей, богатства, и ты когда-нибудь станешь достойным участником пиров богов.
Но если ты не возьмешь ни одной из вещей, которые перед тобой ставят, и даже презираешь их, тогда ты будешь не только сотрапезником богов, но и разделишь с ними их власть. Ведь, поступая так, Диоген и Гераклит и те, кто был похож на них, заслуженно стали божественными и были так названы.
Эпиктет
Хозяином всех является тот, в чьей власти стремления и желания других людей, возможность их даровать и отнимать. Итак, кто желает быть свободным, пусть не желает ничего и не избегает ничего, что зависит от других: если он не соблюдает это правило, он раб.
Эпиктет
Хочешь другой пример [для подражания]? Возьми того Катона, что жил недавно, которого фортуна гнала с еще большей враждебностью и упорством [, чем Сократа]. Во всем она ставила ему преграды, даже под самый конец не давала умереть, а он доказал, что мужественный может и жить, и умереть против воли фортуны. Вся его жизнь прошла или в пору гражданских войн, или в ту, что была уже чревата гражданской войною. И о нем, ничуть не меньше, чем о Сократе, можно сказать, что он жил под игом рабства, если только ты не считаешь Гнея Помпея, и Цезаря, и Красса сторонниками свободы.
Никто не видел, чтобы Катон менялся при всех переменах в государстве: он явил себя одинаковым во всем – в преторской должности и при провале на выборах, при обвинении и в провинции, на сходке народа, в войсках, в смерти. Наконец, когда трепетало все государство, когда по одну сторону был Цезарь, поддержанный десятью легионами и таким же многочисленным прикрытием из иноземных племен, по другую – Помпей, который один стоил всех этих сил, когда эти склонялись к Цезарю, те – к Помпею, – один лишь Катон составлял партию приверженцев республики.
Если ты захочешь охватить в душе картину того времени, то по одну сторону ты увидишь плебеев и чернь, готовую устроить переворот, по другую – оптиматов и всадническое сословие и все, что было в городе почтенного и отборного, а посреди осталось двое – Катон и республика.
Сенека