Письмо CIV 23
Ты видишь, что люди могут переносить тяготы: через пустыни Африки [Катон] пешком провел свое войско.
Видишь, что можно терпеть и жажду: увлекая за собой по иссохшим холмам остатки побежденного войска, безо всякой поклажи, он выносил недостаток влаги, а когда случалась вода, пил последним.
Видишь, что можно презреть и почет и бесчестье: в самый день своего провала он играл на площади собраний в мяч.
Видишь, что можно не бояться могущества вышестоящих: он бросал вызов сразу и Цезарю, и Помпею, меж тем как остальные если и осмеливались задевать одного, то лишь в угоду другому.
Видишь, что можно презреть и смерть, и изгнанье: он сам себе назначил и изгнанье, и смерть, а до того – войну.
Сенека
Хочешь другой пример [для подражания]? Возьми того Катона, что жил недавно, которого фортуна гнала с еще большей враждебностью и упорством [, чем Сократа]. Во всем она ставила ему преграды, даже под самый конец не давала умереть, а он доказал, что мужественный может и жить, и умереть против воли фортуны. Вся его жизнь прошла или в пору гражданских войн, или в ту, что была уже чревата гражданской войною. И о нем, ничуть не меньше, чем о Сократе, можно сказать, что он жил под игом рабства, если только ты не считаешь Гнея Помпея, и Цезаря, и Красса сторонниками свободы.
Никто не видел, чтобы Катон менялся при всех переменах в государстве: он явил себя одинаковым во всем – в преторской должности и при провале на выборах, при обвинении и в провинции, на сходке народа, в войсках, в смерти. Наконец, когда трепетало все государство, когда по одну сторону был Цезарь, поддержанный десятью легионами и таким же многочисленным прикрытием из иноземных племен, по другую – Помпей, который один стоил всех этих сил, когда эти склонялись к Цезарю, те – к Помпею, – один лишь Катон составлял партию приверженцев республики.
Если ты захочешь охватить в душе картину того времени, то по одну сторону ты увидишь плебеев и чернь, готовую устроить переворот, по другую – оптиматов и всадническое сословие и все, что было в городе почтенного и отборного, а посреди осталось двое – Катон и республика.
Сенека
Если вам нужен пример, возьмите Сократа, старца необычайной выносливости, прошедшего через все невзгоды, но не побежденного ни бедностью, еще более гнетущей из-за домашнего бремени, ни тяготами, которые он нес и на войне, и дома должен был сносить, вспомни хоть его жену с ее свирепым нравом и дерзким языком, хоть тупых к учению детей, больше похожих на мать, чем на отца.
И почти всю его жизнь была то война, то тирания, то свобода более жестокая, чем война и власть тиранов. Двадцать семь лет шли битвы; закончились бои – государство предано было зловредности тридцати тиранов, большинство из которых были ему врагами.
И наконец – приговор по самым тяжким статьям: ему ставили в вину и святотатство, и развращение юношества, которое он, мол, натравливал на богов, на родителей, на государство; а после этого – темница и яд.
Но все это настолько не изменило его души, что он даже в лице не изменился. Вот удивительное и редкое свойство! А Сократ сохранил его до последнего часа: никто не видел его ни веселее, ни печальнее, – он был постоянно ровен среди постоянных преследований фортуны.
Сенека
Хочешь освободиться от пороков – сторонись порочных примеров. Скупец, развратитель, жестокий, коварный – все, что повредили бы тебе, будь они близко, – в тебе самом. Уйди от них к лучшим, живи с Катонами, с Лелием, с Тубероном, а если тебе по душе греки – побудь с Сократом, с Зеноном. Один научит тебя умереть, когда это необходимо, другой – раньше, чем будет необходимо. Живи с Хрисиппом, с Посидонием. Они передадут тебе знание божественного и человеческого, прикажут быть деятельным и не только красно говорить, сыпля словами для удовольствия слушателей, но и закалять душу и быть твердым против угроз.
Сенека