Письмо LXXXVIX ⁴

Говори [правду о природе вещей] другим, чтобы, говоря так, услышать и самому; пиши, чтобы самому читать, когда пишешь. Все относи к нравам – для обуздания неистовых страстей. Учись для того, чтобы знать не больше, а лучше.

Сенека

А теперь я обращаюсь к вам, чья расточительность так же безбрежна, как их алчность! Вам я говорю! Долго ли еще не будет такого озера, над которым не поднимались бы кровли ваших загородных, такой реки, чьи берега не были бы унизаны вашими домами? Где ни пробьются горячие ключи, там тотчас поднимутся новые пристанища роскоши. Где ни изогнется заливом берег, вы кладете основанья построек и, довольные только созданной руками почвою, гоните море вспять.

Пусть повсеместно блистают ваши жилища, то на горах, откуда так широк вид на сушу и на море, то на равнине, но возносясь ввысь вровень с горами; сколько бы вы ни строили, как бы высоко ни строили, вы – только крошечные тела и ничего больше. Зачем вам множество спален? Ведь только в одной вы ложитесь! А где вас нет, там все не ваше.

Сенека

Усмиряй себя, будоражь, если есть в тебе вялость, обуздывай, если есть распущенность, укрощай упрямство, преследуй и свою, и, насколько сможешь, всеобщую алчность. Тем, кто будет тебе говорить: “Сколько можно об одном и том же?” – отвечай:

– Сколько можно в одном и том же грешить? Вы хотите избавиться от лекарства, не избавившись от порока, – а я из-за вашего отказа еще упорнее буду твердить свое. Леченье начинает приносить пользу тогда, когда потерявшее чувствительность тело отвечает на прикосновение болью. Я буду твердить то, что и против вашей воли пойдет вам на пользу. Пусть хоть когда-нибудь дойдет до вас чей-нибудь нельстивый голос, если каждый из вас не желает слушать правду, выслушайте ее все вместе.

Сенека

Прежде всего, по-твоему, я должен сказать, чем отличается мудрость от философии. Мудрость есть совершенное благо человеческого духа, философия же – любовь и стремление к мудрости. Философия указывает туда, куда пришла мудрость. Почему философия называется так, ясно: само имя ее говорит об этом [любовь к мудрости].

А мудрость некоторые определяли как “знание всего божеского и человеческого”, некоторые же говорили, что “быть мудрым – значит, познать все божеское и человеческое и его причины”. Мне это дополнение кажется лишним: ведь “причины” – лишь часть “всего божеского и человеческого”. И философию определяли то так, то этак: одни говорили, что она есть забота о добродетели, другие – забота об исправленье духа; некоторые же называли ее стремлением мыслить правильно.

Одно известно почти что твердо: между мудростью и философией есть разница. Ведь не может быть, чтобы ищущее и искомое были тождественны. Какова разница между жадностью, которая желает, и деньгами, которых желают, такова же она между философией и мудростью, которая есть ее конечный итог и награда. Философия – в пути, мудрость – в его конце.

Сенека