Письмо LХVII ³

Не иметь повода ни встряхнуться, ни взволноваться, не знать ни угрозы, ни нападения, чтобы на них испытать крепость духа, но бездействовать в ненарушаемой праздности – это не покой, а мертвый штиль.

Стоик Аттал говаривал:

– Я предпочитаю лагерь фортуны ее ласке. Здесь я мучаюсь, но храбро – и это хорошо. Здесь я гибну, но храбро – это хорошо.

Сенека

Желательно не терпеть пытку, а терпеть ее мужественно; этого “мужественно” я и хочу, ибо оно и есть добродетель.

– Но кто хоть когда-нибудь желал себе такого?

Одни пожеланья высказаны явно, когда каждое названо отдельно; другие скрыты – когда одно пожелание охватывает много.

Я желаю себе жить честно; но ведь честная жизнь состоит из разных поступков. В нее входит и ящик Регула, и разодранная собственной рукой рана Катона, и ссылка Рутилия, и отравленная чаша, перенесшая Сократа из темницы на небо. Значит, желая себе жить честно, я пожелал и того, без чего порой жизнь честной не будет.

Сенека

Ты спрашиваешь, всякое ли благо желательно.

Если мужество под пыткой, величье духа на костре, терпеливость в болезни – блага, следовательно, все они желательны; но я не вижу тут ничего достойного мольбы! Я не знаю никого, то возблагодарил бы богов за то, что его секли плетьми, растянули на дыбе, или за скрючившую его подагру.

Не смешивай все в одно, милый Луцилий, и ты поймешь, что и тут есть чего желать. Пусть пытки будут от меня подальше, если уж придется их терпеть, я пожелаю себе мужества, благородства, величия духа.

Или – с чего бы мне предпочесть войну? Но если она начнется, я пожелаю себе отважно переносить и раны, и голод, и все, что неизбежность войны несет с собою. Я не настолько безумен, чтобы жаждать болезни; но если случится мне болеть, я пожелаю и сдержанности, и стойкости.

Итак, желать следует не бедствий, а добродетели, помогающей их одолеть.

Сенека